Камергерский переулок после спектакля «Белые ночи» попытался загнать меня обратно в театр промозглым ветром. Прячась под полами шляпы от первого снега, я пытался закрыть те места своей шеи, которые не спасало пальто, длинным шарфом, так как до метро еще идти и идти. В моей семиминутной прогулке было гораздо больше от Петербурга, чем в новой премьере МХТ им. Чехова.
Атмосферу города я упомянул не зря. Здесь есть попытка ее создать. Спектакль открывает очень красивая с опускающимся разводным мостом и растекающимся под ним туманом. Освещение Тимура Саитова придает задымленному полу сказочность, и ты обманываться рад, что находишься в волшебном Петербурге. Выглядит действительно эффектно, но затем, дым рассеивается, а сценография-набережная весь спектакль так и остается статичной, помню, была мысль: «значит мост точно поднимется в конце». Она же и сковывает артистов на сцене, так как большую часть площадки занимает Нева, принимающая участие в «Белых ночах» только в начале и в конце, исполнителям остается процентов тридцать от площадки. Достаточно неравноправный обмен. Три минуты красивой Невы на термин «статичность» как слово спектакля.
Влияет также работа с текстом. Все действие идет на одной ноте, шаг в «ре», шаг в «си». Актеры существуют в несменяемых внутреннем и внешнем темпе, поэтому в спектакле нет «крупного плана», говоря киношным языком. На растянутой струне повествования перестают играть события, их важность никак не выделяется, а отсутствие сильных и слабых долей приводит к быстрому пресыщению. Хочется развития, рельефа. Причем, когда статика нарушается как по структуре режиссера Айдара Заббарова, так и случайно в тексте резко появляется энергия. Актеры обходят зрительский зал по кругу – появляется жизнь, хочется за ней следить. Евгений Перевалов случайно открутил крышку от столба – волнение выбивает актера из рисунка, появляется человек. Любой фактор, заставляющий исполнителей перекрикивать, бегать, одним словом, действовать, в постановке имеет огромную ценность, ведь большую часть времени она состоит из недвижимых мизансцен, замурованных в петербуржскую набережную. Режиссером не привнесено действенное решение огромных монологов Мечтателя, и главный герой их просто долго читает на авансцене.
Попытки прекрасного Перевалова помочь себе воплотить нервозность своего персонажа за счет скованной угловатой пластики чувствуются «показом». Поставить любого неподготовленного человека на сцену – он схватит такой же телесный «зажим». Но в «Белых ночах» это смотрится косметически. Остальные исполнители существуют, как я писал, в ансамбле ноты «до». Они выделяются, опять же, за счет внешних конструкций. Нина Гуляева, исполняющая Бабушку, запоминается своим вокальным номером, который за счет своей внезапности вносит толику жизни на мост. Мария Сокова играет сразу две роли – служанок Мечтателя и Настеньки. Надежда Жарычева (Настенька) – единственная молодая девушка в команде, а постоялец Дмитрий Сумилин носит котелок.
И вот перед тобой полтора часа на сцене ходят профессиональные артисты, решают свои проблемы, любят и страдают, а смотреть скучно. Не помогает ни дождь из крошечных пластмассовых шариков, ни прекрасное музыкальное оформление (хотя его стоит отметить отдельно, создано со вкусом). Полтора часа незаметно для тебя растягиваются. Смотришь на часы во время спуска к гардеробу и удивляешься прошедшим минутам.
Стряхивая капли растаявших снежинок со шляпы около РАМТа, я все думал, в чем же принципиальность спектакля? Почему именно «Белые ночи»? Почему именно в 2019-ом году? Его нельзя назвать авторским высказыванием. Дело не в отсутствии позиции или моралите, а в том обжигающем желании дать жизнь манящему тексту. Когда присутствие постановочной страсти ограничивается двумя мизансценами… Ну вот, я сейчас тоже закольцевал свое высказывание. Украшать всегда приятно.