Александр Коротко — поэт, сочетающий в своем творчестве разные поэтические традиции. Свои стихи он адресует интеллектуальной элите, вплетает в них философию и множество аспектов культуры, а знакомством с ним гордились такие поэты, как Белла Ахмадулина и Андрей Вознесенский.
Artifex поговорил с поэтом о положении современной поэзии, о таинстве творчества и о том, как правильно входить в состояние страдания.
Artifex: У вас внушительная творческая биография и много достижений: премии, членство в Союзах писателей, признание… Что из этого вы считаете самым важным успехом для себя?
Ничего. Творчество не спорт и не бизнес. К тому же все наши победы и регалии – это иллюзия, не более того. Думаю, главное отличие творческого человека от его соплеменников – абсолютная неуверенность и сомнения, которые тебе постоянно не дают покоя. Это и есть главный успех и неотъемлемое условие творческого процесса.
Признание, как коммунизм, – чистейшей воды утопия. Что касается меня, считаю, что в своём творчестве не достиг никаких весомых результатов, особенно когда речь идёт о таком хрупком и сомнительном деле как поэзия.
Artifex: Насколько мне известно, вы считаете себя украинским поэтом, но стихи пишете на русском языке. Почему вы сделали такой выбор?
Хороший вопрос. Но я вас разочарую. Никакого выбора я не делал и не мог сделать.
Было такое уникальное политическое (я не оговорился, именно политическое, а не поэтическое) образование, как Союз Советских Социалистических Республик. Вот я и родился в одной из таких республик, в Украине, в маленьком провинциальном городке Коростене, в еврейской семье, где говорили на русском языке. Поэтому я – хороший пример того, что с нами произошло, и того, где мы сейчас все находимся. То есть я еврей, который пишет на русском и чувствует себя в Украине комфортно, а как ещё можно чувствовать себя дома? Если тебе дома не комфортно, значит, это не твой дом.
Artifex: Откуда в вас взялся интерес к поэтическому творчеству? Повлияла семья, окружение, книги?
Поэтами и убийцами не становятся, ими рождаются. На самом деле реализовать можно только то, что в тебе заложено. Но есть один очень маленький, но неприятный нюанс: к таланту как таковому надо ещё иметь талант на труд. Бывает всё наоборот: таланта с гулькин нос, но невероятно хочется трудиться. Так становятся графоманами. Помните, как пел Высоцкий: «Воля волей, если сил невпроворот…»? А книги, что книги? Ну как без них? Они со мной, они во мне, они делают меня чище и лучше.
Artifex: Назовите трех самых гениальных поэтов всех времен, по вашему мнению.
Как вы понимаете, всё субъективно и очень индивидуально. С годами мои привязанности меняются. И всё-таки могу их назвать: Гёльдерлин, Мандельштам, Целан.
Artifex: Кого из своих современников вы назвали бы хорошим поэтом?
Для меня это очень сложный вопрос по многим причинам. Во-первых, не хочется никого обидеть, да и кто я такой, чтобы выступать в роли судьи? Во-вторых, я не очень хорошо знаю современную поэзию, можно даже сказать, что я её совсем не знаю. Но одно имя я всё-таки назову, и не потому, что он мой земляк, который, как и я, когда-то жил в Одессе. Это Илья Каменский. Он сегодня живёт в Америке и удостоен многих литературных наград.
Artifex: Что отличает хорошего поэта от «ремесленника»?
Свобода духа, полёт, воображение. Стихи хорошего поэта зримы. Когда читаешь настоящую поэзию, ты её не только чувствуешь, но и видишь – фактически находишься в кинозале, где только один зритель, и этот зритель – ты, читатель.
И наконец, главное. К хорошей поэзии всегда хочется вернуться, и, перечитывая её, ты открываешь для себя новые и новые грани. И это не случайно, поскольку в такой поэзии всегда присутствуют искры Божественного.
Artifex: У вас есть какие-то особые ритуалы для творчества?
Конечно, есть. Но как я могу сказать, пока земное нами правит? Это тайна. А почему тайна? Да потому что сама по себе поэзия – область мистического, я бы даже сказал, эзотерического предчувствия. Раскрытие самого процесса очень опасно. Потому что когда пишешь, ты себе не принадлежишь. Творческий процесс – встреча с Творцом. Он не только даёт тебе возможность созидать, но с таким же успехом может у тебя этот дар забрать, если ты начнёшь шалить.
Artifex: Вам хочется, чтобы о вашем творчестве знали как можно больше людей, или вы делаете это без оглядки на аудиторию?
Трудно ответить однозначно, но нужно быть честным перед самим собой или как минимум не кокетничать. Приведу по памяти слова Горького: «Человек – суть общественная». Если ты пишешь, то, конечно же, хочешь, чтобы это кто-то прочитал.
Что касается меня, то я пишу без оглядки на аудиторию. В моём понимании не поэт должен искать своего читателя, а читатель должен искать своего поэта.
Я иду один и не по горизонтали, а по вертикали. Я глубоко убеждён, если работать только для того, чтобы потрафить своему читателю, непременно сорвёшься и никогда не достигнешь вершины. А результат? Об этом сказал Тютчев, и лучше не скажешь: «Нам не дано предугадать, как наше слово отзовётся…»
Artifex: Как творческому человеку оценить свое творчество объективно? И нужно ли вообще это делать?
Оценить объективно невозможно. Поэзия если не самая, то одна из самых субъективных вещей на земле.
Artifex: Как вы относитесь к тому, что происходит с поэзией в наше время? В частности, к тому, что она выходит за рамки книг, а Нобелевскую премию по литературе теперь может получить и музыкант — Боб Дилан, например.
Думаю, что то, что происходит с поэзией сейчас, происходило во все века. Повторюсь: поэзия – очень интимная, очень камерная вещь, под стать диалогу с душой человека.
Поэтому ожидать от наших бегущих, спешащих в никуда современников в наше бездуховное время не приходится, – от нас всех, тем более от поэтов, ничего не зависит в этом низшем из миров. Ну как им справиться с поэзией, когда они с собой справиться не могут? Вот и бегут до первой конечной остановки...
А больше напакостить Бобу Дилану, чем это сделал Нобелевский комитет, просто невозможно. Мельчают не только реки, но и люди, и члены Нобелевского комитета не исключение. Ну о какой поэзии тут можно говорить?
Artifex: Вы заявляли, что творчество основано на страдании. Почему так?
Только через страдание мы раскаиваемся и очищаемся. На мой взгляд, поэзия не только автобиографична, она вся соткана, как и человек, из клеток боли, и даже любовь не исключение. Другое дело, что страдать можно по-разному. Важно не то, как ты входишь в это состояние, а как ты из него выходишь. Если страдание – лабиринт, из которого не знаешь, как выйти, то это беда. Прежде чем войти, посмотри, где выход.
Artifex: Вы создаете впечатление очень спокойного, самодостаточного и гармоничного человека. Как вы пришли к этому?
Ну, во-первых, ещё не пришёл, я только иду, я в пути. Лекарство одно – вера. И этим всё сказано, особенно для посвящённых.
Artifex: Что вы посоветуете тем, у кого покоя в душе нет?
Больше уделять внимания своей душе, беседовать с ней, и рано или поздно она отзовётся, и от этого диалога зависит ваше будущее после завершения жизни земной.
Artifex: Наш традиционный вопрос от Artifex: когда вы в последний раз делали что-то впервые?
Месяц назад, когда решил отдать дань моде и не только не выпасть из времени, но и не отстать от него. Я начал изучать инстаграм и открыл свою страницу.
А в более широком понимании того, что мы делаем впервые, – мы впервые рождаемся, впервые начинаем каждый новый день, впервые умираем. В последнем тоже ничего страшного нет – просто мы переходим из одного состояния в другое, из конечного в бесконечное.