Мы встретились приятной компанией утром в самом центре Москвы. Устроились в уютном ресторане и в непринужденной беседе начали бодро приветствовать новый рабочий день. Даже перепутанный официантом кофе для Серхио не смог сбить нас с этой уносящей волны бесконечного разговора.
Широко известный за океаном писатель Серхио де ла Пава (Sergio De La Pava) посетил Россию всего на пару дней и не отказал нам в просьбе провести интервью. А потом рассыпался в комплиментах нашей стране, литературе и лично нам. И, конечно же, рассказал о своей лекции, которую прочитал 30 ноября, о том, почему любит Достоевского «как маму» и каково быть адвокатом с писательским талантом.
Artifex: Давайте по традиции начнем с самого простого: как вы открыли в себе писательский талант?
Кажется, я хотел стать писателем еще в семь лет. А работаю я общественным защитником и помогаю бедным людям, которые обвиняются в совершении какого-то преступления. Свой первый роман я начал писать, пока поднимался по карьерной «адвокатской» лестнице. Сейчас могу назвать себя счастливчиком, потому что совмещаю две роли: я адвокат, который пишет романы. И скоро в свет выходит моя третья книга.
Artifex: Но те направления, в которых вы себя проявляете, абсолютно разные. Скажите, как адвокатская тема находит отражение в вашей литературе?
В своем первом и третьем, новом, романе я отражаю адвокатский мир как он есть, как все существует. Там есть прямые описания этой профессии. Если обобщить, то я скажу, что могу видеть мир глазами других людей только во взаимодействии с ними. Это делает меня как писателя более интеллектуально образованным и позволяет понять этот мир лучше, благодаря тому, что я как адвокат общаюсь с большим количеством людей.
Artifex: Я успела познакомиться с отрывком из первой главы вашего романа «Голая сингулярность». Отметила, что все адвокатские термины виртуозно вплетены в произведение так, что простому читателю они абсолютно понятны. Но при этом писательская манера, когда мысли автора резко и быстро меняются, кажется довольно своеобразной. Это фирменный стиль?
Если говорить примитивно, то мы можем разбить всех писателей на тех, кто влюблен в язык, и тех, кто влюблен в историю, которую они рассказывают. Про себя скажу, что я отношусь и к тем, и к другим. Поэтому вы могли так отреагировать на произведение. Я абсолютно влюблен в английский язык и хотел бы извлечь из него все – сжать, как лимон, и выдавить каждую каплю. И в то же время очень люблю рассказывать человеческие истории и показывать их сложность.
Artifex: Продолжая разговор о книге «Голая сингулярность», интересно узнать, что является эпицентром ее содержания?
Довольно сложно выделить что-то одно в таком большом произведении, которое включает в себя так много сюжетных линий. Но, если мне придется это сделать, то я назову, пожалуй, американскую судебную систему.
Вообще это довольно хороший вопрос. Часто спрашивают: «О чем роман?» У меня никогда не было впечатления, что книга или, например, журналистский материал должны быть обязательно «о чем-то». Когда мне опять задают такой вопрос, я всегда говорю, что мой роман просто на 600 страниц. Это шутка, но в ней есть доля правды.
Роман – это опыт, который ты получаешь, пройдя от корки до корки. Вы же не спрашиваете молодоженов, о чем их брак? Они не смогут ответить вам. Роман, как и этот же брак, имеет только определенные характеристики, которыми можно его обозначить. Если вы не возражаете, я бы хотел позаимствовать ваше выражение о том, что роман имеет эпицентр. Мне это нравится.
Artifex: Конечно, не возражаю! До этого вы сами сказали, что книга очень большая, и ее объемы действительно поражают – более 800 страниц. Как проходил процесс написания?
Потихонечку. (улыбается) Каждый день на протяжении пяти лет я писал определенное количество страниц, а потом однажды проснулся, и роман готов.
Artifex: Некоторые писатели дают рекомендации своим читателям о том, как лучше всего читать их книги. Как вы советуете читать ваш роман: по несколько страниц каждый день на протяжении пяти лет или освоить целиком за пару-тройку ночей?
Я считаю, что роман сам учит читателя читать его. Знакомишься с произведением, сначала приноравливаешься, потом понимаешь, как его читать, и в итоге проникаешься фактурой и наслаждаешься. Начните читать, расслабьтесь и получайте удовольствие! Поверьте мне, роман сам выведет вас на ту самую высшую точку удовольствия от прочитанного.
Artifex: На языке философии сингулярность означает единичность чего-либо: существа, явления, события. Название «Голая сингулярность» какую смысловую нагрузку в себе несет?
Чтобы быть точными, этот термин – микс теоретической физики и философии. Если взять сингулярность отдельно от характеристики «голая», то она будет означать то, что существует на самом деле, как доказано физикой. А в совокупности со словом «голая» этот термин переходит в философию. Все название целиком просто звучит классно! (смеется) Его непосредственное отношение к тому, что происходит в этой книге, вы найдете в ней же. И произойдет это после первой главы.
Artifex: О вас говорят, что вы, цитирую, «автор двух бескомпромиссных романов, написанных наперекор литературному мейнстриму». У меня два вопроса: что такое в вашем понимании литературный мейнстрим, и в чем ваши произведения идут ему наперекор?
Мне жаль об этом говорить, но в США коммерция стоит больше, чем искусство. Это важно в определении мейнстрима, потому что мейнстрим – это то, что продается. А продается то, что легко воспринимается и что люди хотят услышать. Если будешь следовать этому, станешь мейнстримом.
Но, если такой писатель, как я, у которого нет никаких нужных связей, напишет такой роман, как «Голая сингулярность», длинный, о сложной системе, о которой и говорить не хотят, то он в коммерческой беде.
Когда я отдавал книгу издателям, они говорили: «Это прекрасная книга! Мы не хотим иметь с ней дела!». Я слышал это каждый раз на протяжении нескольких лет, пока первые две книги не опубликовал на средства из своего кармана. И это открыло мне двери в писательско-издательский мир. После этого на меня смотрели уже не как на адвоката, а как на писателя, и читали мою книгу другими глазами. И, конечно же, очень скоро издатели резко захотели меня печатать, поэтому сейчас мои произведения уже выпускаются обычным путем.
Artifex: Я, кстати, хотела затронуть эту ситуацию и то, что вы пошли на рискованный шаг. И не зря, потому что роман «Голая сингулярность» вызвал общественный резонанс. Мне интересно, на ваш взгляд, что в нем сразу привлекло читателя, но не зацепило сначала издателя? Или это опять дело, крепко связанное с коммерцией?
В Америке литературная среда во многом существует в интернете. Там люди более экспрессивные и готовы высказывать свое отношение к книге. И их интересует именно содержание. Когда роман появился, его обсуждали очень активно. Никого не интересовал никакой коммерческий аспект. Люди просто прочитали, поделились своим мнением и помогли произведению быстро разойтись.
Artifex: Насколько я знаю, тема лекции, которую вы прочитали в Москве - русская классическая литература и неутомимая амбиция. Если со спецификой литературы американской мы только что разобрались, то вопрос о ее отличии от русской и о том, что такое писательское честолюбие, остаются открытыми...
Когда я говорю про русскую литературу, делаю акцент на том, что достижения Толстого, Достоевского и Чехова составляют максимум того, что достигла проза во всем мире на сегодняшний день. Для меня это абсолютно разные писатели, но, пытаясь найти между ними общее, я понимаю, что это их сильное погружение в вопрос того, что значит быть человеком.
Анализируя американскую литературу в этом контексте, я осознаю, что ее наивысшие образцы находятся в огромной пропасти. Это анализ куда больше, чем просто сравнение трех вышеуказанных гениев с американскими писателями. На мой взгляд, это касается того, какие цели ставит перед собой автор и к какому уровню он стремится.
В лекции я попытался сделать первые шаги к осознанию того, почему существует эта пропасть не в пользу американской литературы и как получилось, что она возникла.
Artifex: Кто нравится больше - Чехов или Толстой? Лев Николаевич тоже любил писать большие романы…
Достоевский! (смеется) Я осознаю, что во многих вещах Чехов и Толстой превзошли его. Но испытываю чувство, сравнимое с любовью к матери. Ты понимаешь, что она не идеальная, но она твоя мать, и ты ее любишь. Точно так же у меня с Достоевским – я понимаю, что он не идеален как писатель, но я выбираю именно его.
Artifex: Мы сейчас с вами говорим с помощью переводчика. Нам очень повезло, потому что в разговоре не теряется смысл и даже оригинальная подача, насколько я успеваю заметить. Но так ведь происходит не всегда. И острее всего этот вопрос встает в литературе. У вас как у писателя возникают опасения по поводу того, как переведут ваши произведения?
Это неизбежно. Перевод – всегда потеря некой части смысла. Но потеря только для того человека, который может читать два варианта. Если он прочитал оригинал и перевод, соответственно, последний для него это потеря. Если человек не может прочитать оригинал, то перевод для него – находка, новая информация, которую он больше нигде бы не нашел.
Artifex: Что вы можете сказать вашим и нашим читателям?
Я в России был всего лишь пару дней, но успел почувствовать страсть и жажду к познанию и пониманию литературы и искусства среди местной аудитории. Я здесь чувствую гораздо больше этой жажды, чем дома – в центре Нью-Йорка. Это очень вдохновляет, поэтому я хочу оставаться здесь, в этой сфере, как рыба в воде. И хочу поблагодарить людей, которые продвигают это развитие интереса к культуре и искусству, как это делаете вы.
Artifex: Это очень приятно! Большое спасибо за интервью!