Когда в ботинок попадает камушек, то кроме желания вытряхнуть раздражитель не появляется ни одно другое. Этот принцип олицетворяет главный прием скандинавского кинопроизводства, яркими представителями которого значатся Ларс Фон Триер ( Lars von Trier) и Рой Андерссон (Roy Andersson).
Скандинавия — это родина могучих викингов, не тронутых человеком пейзажей и новаторов искусства. Здесь Эдвард Мунк вдохновлялся фьордами, когда написал прославленный «Крик». А Ингмар Бергман снимал «Персону» на крохотном шведском острове. Неудивительно, что великолепные просторы скандинавской земли не ограничились талантом и дали взрасти еще двум гениям. Причем в случае Триера даже ходит легенда о том, как Бергман, увидев один из его фильмов, сказал, что «этот мальчик сам не знает, насколько он талантлив».
Однако, в киноискусстве датчанин Ларс Фон Триер наследует эстетику соотечественника Карла Драйера («Страсти Жанны Д’Арк»). Недаром одна из первых работ маэстро — фильм «Медея» (1988) по сценарию Драйера. Главный провокатор современного кинематографа постоянно противоречит сам себе. Каждый новый фильм разрушает модель предыдущего. В «Элементе преступления» (1984) Триер создает идеальные пропорции, но «Эпидемию» (1987) снимает самодельной камерой, опровергая киноэстетику как таковую. А во время съемок прославленного «Королевства» (1994) на столетие кинематографа провозглашает манифест «Догмы-95», определивший скандинавское кино на десятилетия вперед. Продолжателями этих идей будут Томас Винтерберг, Жан-Марк Барр и другие.
В Догме Триер хоронит современное кино, критикует технологии кинопроизводства и выступает против иллюзий. «Кино замордовали красотой до полусмерти и с тех пор успешно продолжали мордовать» — говорит автор манифеста, критикуя фестивальных режиссеров и псевдоценителей киноискусства. В конце 90-ых этот свод из 10 правил окончательно рассорил Триера с богемной европейской тусовкой. В знак несогласия режиссер отказывается приезжать в Канны на претенциознейший из европейских кинофестивалей.
Чуть позже в этих самых Каннах Ларс фон Триер представит картину «Антихрист» (2009), которую освистают и назовут в прессе «бесполезной красотой». Однако сам скандинавский бунтарь назовет картину лучшей в карьере, а себя провозгласит лучшим режиссером на свете. Когда следующему фильму «Меланхолия» ( 2011) будут петь безоговорочные дифирамбы, Триер в ответ назовет себя нацистом и заявит, что понимает Гитлера. После этого Канны объявят режиссера персоной нон грата. Затем Триер скажет, что теперь будет снимать пятичасовый порнофильм «Нимфоманка» (2013) и обещает не общаться с людьми, показательно заклеив рот скотчем.
Провоцируя публику, Триер пытается вывести зрительское восприятие из привычного понимания. В «Эпидемии» режиссер открыто назовет такой прием целью кинематографа: «Фильм должен быть подобен камушку в ботинке». Нарочитое раздражение, намеренная провокация и излишняя сексуальность — это эстетика европейского Линча.
Поэтому картина «Антихрист» начнется со сцены выпавшего из окна маленького ребенка. В «Танцующей в темноте» Триер создаст мюзикл в буквальном смысле из всего, что попадет под руку героям. А в «Королевстве» будет показан бессмысленный с точки зрения сюжета эпизод с двумя посудомойщиками с синдромом Дауна, обсуждающих в деталях происходящее в госпитале и не участвующих нигде больше в сериале. Для Триера-режиссера важно заставить зрителя съеживаться в кресле кинотеатра. В его эстетике нет ничего, кроме желания раздражать тем, что нет ни единого шанса выкинуть этот камушек. Причем высшей точкой садизма датчанина является то, что никто не знает, в какой момент в фильме это появится. В «Нимфоманке» на этом построен визуальный сюжет фильма, а в «Доме, который построил Джек» небольшое количество таких сцен разбросано по ходу повествования. Триер старается делать умышленно плохое кино, выходящие за пределы кинематографа, чтобы заставить зрителя покинуть зону привычного и комфортного.
В отличие от датского провокатора, Рой Андерссон ненавидел Бергмана, так как считал, что тот парализовал других шведских режиссеров, пытающихся снимать фильмы. Поэтому после смерти гения Андерссон становится главным режиссер в Швеции.
Но так было не всегда. После успеха дебютной картины «Шведская история любви» (1970), которая стала культовой и львиную долю популярности получила за границей, Андерссона ждет коммерческий провал картины «Галиап» (1975). Долгое время ее использовали в качестве карикатуры в шведском кино — пример неудачного претенциозного арт-фильма. Чтобы выйти из кризиса, режиссер отваживается на отчаянный для независимого художника шаг — начинает снимать коммерческую рекламу.
За работы Андерссон получит семь каннских львов за лучший рекламный ролик. Затем откроет собственную компанию, которая будет производить рекламу. И наконец, построив бизнес-империю, двадцать пять лет спустя после провала фильма «Гилиап», в 2000-м году режиссер снимет третий фильм. На этот раз шведский гений знает чего хочет, поэтому «Песни со второго этажа» (2000) получат приз жюри на Каннском фестивале и станут фаворитом публики. А в 2014 Андерссон даже отхватит Золотого Льва в Венеции за «Голубя, который сидел на ветке, размышляя о бытии» (2014). Теперь Андерссон уважаемый в арт-тусовке художник с неповторимой эстетикой.
Однако стиль шведа так схож с методом раздражения Триера. Пусть Андерссон и не использует чрезмерную жестокость и сексуализированный контекст. Для него характерны статичные планы, условный мир и отсутствия смысла в диалогах. Основные действия умышленно вынесены на задний план, чтобы зритель не мог дотянуться до них. Режиссер не ставить целью работ показать реальность, но он пытается воссоздать нереальный мир, напоминающий действительность. Опыт производства рекламных роликов не прошел даром.
Кроме того, для съемок Андерссон использует павильон, поэтому если в картине видна улица, то это улица ненастоящая. Это касается и актеров фильмов: зачастую это обычные люди, не имеющие актерского образования. И наконец, Андерссон снимает без сценария, вместо сценария у него раскадровки, а саундтрек – это контрапункт, чем мрачнее и ужаснее происходящее на экране, тем веселее музыка.
К тому же Андерссон мастер высмеять самого себя в картинах. В одной из сцен «Голубя, который сидел на ветке, размышляя о бытии» можно заметить отсылку к принципу «камушка в ботинке», когда проходящая мимо главного героя женщина вытряхивает этот самый камень, чтобы он ей не мешал идти дальше.
Такая непохожая Скандинавия и такие различные режиссеры. Но эстетика у них одна. Придерживаясь традиций, авторы наследуют Бергмановскую и Драеровскую атмосферу. Но добавляют к этому принцип раздражения и смущения, непонятности и многозначности. Если коротко описать скандинавский кинематограф, то он означает, что зрителю должно быть неприятно сразу после вступительных титров.